Падчерица Синей Бороды - Страница 41

Я слышу шум на улице и подхожу к окну.

Из автомобиля выходит кореец. Он в длинном черном пальто, черные блестящие волосы сразу же растрепал ветер, мой отчим смотрит на окно, за которым я стою, пытается стащить с шеи ярко-красный шарф и говорит что-то, мне не слышно, он повторяет и повторяет какое-то слово, я, как загипнотизированная, не могу отвести глаз от его рта и заставляю себя зажмуриться – я угадала это слово по губам, он спрашивает «почему?».

– Рита, он приехал…

Раздевшись, кореец сразу же потребовал к себе жену. На меня он сначала не обращал внимания, только пару раз я обожглась о внимательный быстрый взгляд, но он сразу же отвел зрачки.

Из спальни спустилась бледная Рита, потрясая связкой ключей.

– Что случилось? – спросил кореец.

– Вот твои ключи, – зазвенела ключами Рита, криво улыбаясь.

– К черту ключи, почему ты просила братьев приехать?!

– Неправильно! Ты должен спросить, где самый маленький!

– Ты пьяна?

Подойдя поближе, нервно поводя тонкими ноздрями, кореец всмотрелся в лицо жены. Я замерла. С такого расстояния он не может не заметить эту бусину!

– Откуда это у тебя? – вцепился кореец в цепочку Риты на шее.

– Ты должен спросить, где самый маленький ключик!

Тут кореец заметил на цепочке и ключ, который оставлял мне. Он растерянно оглянулся, я спряталась за занавеску у окна.

– Что здесь происходит, черт возьми!

– Опять неправильно! – Рита, покачиваясь, помахала перед его лицом пальцем. – Ты должен ругаться, что я заглядывала в твой чулан! Я видела эти платья и пустой крюк! Я видела кусочки твоих жен в банках!

– В каких еще банках?! Каких жен? – закричал кореец и пошел ко мне.

Я выбежала из-за занавески, упала на четвереньки, проползла под столом, успела добежать к двери и крикнуть Рите:

– Прячься!

Прежде чем он опомнился и побежал за мной к лестнице.

«Пастушка, милая пастушка, поднимись скорее на самую верхушку башни!»

По ступенькам я взлетела быстро – кап-кап, кап-кап, по капельке крови на каждую ступеньку, – но с лестницей на чердак пришлось повозиться. Она оказалась очень тяжелой, я еле затащила ее вверх и сразу прижала платок к носу.

– Алиса, объясни наконец, что происходит! – потребовал прибежавший за мной по каплям крови кореец.

Я посмотрела на него сверху и захлопнула чердачный люк. Прислушалась. Ни звука. Потом – шаги по лестнице вниз. Стукнула входная дверь. Я бросилась к окну. Кореец вышел на улицу, отошел от дома, чтобы я видела его в чердачное окно.

– Сейчас же спускайся! – крикнул он. – Или я поднимусь к тебе!

Все – по тексту.

Я становлюсь на цыпочки, оглядываю двор и вижу, что лесники тащат в дом лестницу. Ничего не выйдет. Такая не пройдет по длине в лестничном проходе. Холодно. Вспоминаю об оставленной куртке и с удовольствием надеваю ее.

На улицу выбежала Рита. Я открыла окно пошире, чтобы лучше слышать.

– Ты больной, тебя будут сначала судить, а потом лечить! – кричит она. – Как ты мог?!

– Да что я сделал? – хватает ее за руку кореец.

– Ты не подарил мне свадебное платье, ты очень спешил, да?! Так вот, извращенец, мой хвостик тебе не достанется! Никогда!

– Вы что, с ума тут посходили?! – кричит кореец, подняв голову к чердачному окну.

– Сейчас приедут мои братья и покажут тебе, кто здесь здоровый, а кто больной! – дергает рукой Рита. – Пусти! За каждый синяк заплатишь кровью! Алиса, посмотри на дорогу, они еще не едут?

И вдруг!.. Сначала я не понимаю, что происходит. Кореец отпустил руку Риты и схватил ее за волосы, приставив к горлу… нож! Это нож, честное слово, это точно – нож!

– Замолчи, или я тебя успокою, – говорит он Рите и добавляет еще что-то, чего я не слышу.

– Ты его не наточил на камне! – взвизгнула Рита и ударила корейца коленкой в живот. – Ты не получишь мой хвостик! – теперь, вывернувшись, она отвесила ему оплеуху. Даже издалека мне слышно, как хлестко получилось.

Застывший с открытым ртом кореец с ножом в руке смотрит, как Рита бежит в дом, крича по дороге:

– Алиса! Что ты видишь? Они еще не едут?

Во двор вбегают собаки и радостно носятся вокруг корейца, стараясь его повалить.

На полоске дороги, выходящей из леса, показались – один за другим – два джипа.

«Госпожа, – шепчу я, присев и закрыв лицо ладонями, – ваши братья уже совсем близко, совсем близко. Спасайте свою жизнь, если можете…»

Когда во дворе начали стрелять, я опустила лестницу. Ноги слушались плохо, но, в общем, спуститься удалось – не упала ни разу. Пробираясь на цыпочках вниз, я замирала на каждой ступеньке. На улице кричали люди, лаяли собаки, в доме стало тихо, и в этой тишине громко стучало мое сердце.

Пенелопа позвонила Лотарову в девять тридцать утра.

– Я никуда не поеду, – ответил на ее предложение Лотаров. – Сегодня очень ответственный для меня день, очень. Я даже отпросился с работы и через полчаса отправляюсь по важному делу.

– Вы что, не слышите? Братья Мазарины, как только открылся банк, сняли со своего счета десять тысяч! Мы можем не успеть.

– Десять тысяч… Десять тысяч, – бормотал Лотаров, соображая. – Вы хотите сказать, что они узнали, где Гадамер Шеллинг прячет их сестру?

– Хочу!

– Минуточку, дайте подумать… Ну хорошо, допустим, они сняли деньги для информатора, что я-то могу поделать? Найдут Мазарины сестру, увезут с собой, ну и ладно.

– То есть вы больше не беспокоитесь о здоровье корейца? – удивилась Пенелопа.

– Нет. Не беспокоюсь. Вчера вечером этот кореец лично звонил из Риги, заказывал себе научные журналы из Бостонского университета и оплату заказа, между прочим, провел по карточке. Он не успеет попасть в Сюсюки вовремя, я надеюсь, братья благополучно увезут его жену, а завтра я подумаю, что еще в этой истории может быть для меня интересного. Извините, Пенелопа Львовна, спешу.