– Отсидеть? – вдруг охрипла Пенелопа и попробовала откашляться. – За что?
– Не за что, а потому что! – назидательно поднял указательный палец Гога. – Во-первых, потому что брата моего убили, слыхали? Во-вторых, потому что брат ее любил. Пусть отсидит неделю в склепе, потом вернет деньги, а потом пусть Ритка с нею возится, если ей так приспичило иметь дочуру. А в-третьих… потому что я так хочу.
– В склепе? – приподнялась Пенелопа.
– На цепи! – опять крикнул Гога, подняв голову, чтобы его было слышно в самых дальних закоулках прачечной. – Но только неделю. Я тебе денег за ее розыск платить не стану, – поднялся Мазарин, считая разговор законченным.
– Не надо, что вы…
– И передай. Пусть лучше соглашается, а то ведь все одно найду в любом месте. Три дня на раздумья. Потом включится счетчик.
У стойки с фигурками Мазарин задержался. Пенелопа напряглась.
– Сидячая баба ничего, – он ткнул пальцем в фигурку женщины, обхватившей себя руками за колени. – Сколько?
– Не… не продается.
– А я не покупаю. На тебе цепочка на сто баксов, перстень за пятьсот…
– Это старинное серебро, оно недорогое, – спрятала руку за спину Пенелопа.
– Ладно, перстень еще за сто, я так понял – все твои понты здесь стоят, так ведь? Сколько стоит баба?
– Это китайские фигурки из нефрита… Две триста, если в баксах, – быстро произнесла Пенелопа, заметив на лице Гоги что-то вроде раздражения от ее болтовни.
– А это видела? – он вытащил из кармана небольшую фигурку из моржового клыка – белый медведь, вытянувший вперед морду. – За три купил.
– У меня собака три сто́ит, – показала Пенелопа на нижнюю полку.
Гога жестом фокусника распахнул полы пальто. На коричневой подкладке висели с двух сторон по кортику в изящных ножнах, прикрепленные к подкладке сложным плетением из тонких полос кожи.
– Каждый – по пять!
И тут Пенелопа вдруг поймала себя на немедленном желании предъявить свой самый дорогой «понт» – она уже повернулась к столу, уже подняла руку, показывая на картину, открыла рот!.. Очнувшись, приложила ладони к щекам, виновато улыбнулась.
– Ну то-то же! – усмехнулся Гога, запахнув пальто и направляясь к двери.
– Скажите, что значит – счетчик? Вы сказали – «включится счетчик»?
– Я беру процент в день, справедливо? Или ты не знаешь, что такое счетчик?
– Нет, я знаю, конечно, что означает это выражение, но применительно к нашему разговору как это понимать?
– Как понимать? Она должна отсидеть на цепи семь дней, меня Ритка уговорила, рыдала и все такое, но семь дней она отсидит!
– Да, это я поняла, – кивнула Пенелопа, заметив, как в глазах Мазарина полыхнуло раздражение.
– Я дал три дня, так?
– Да…
– За каждый просроченный день – по проценту. Сто делим на двадцать четыре часа, округляем, получается по четыре часа дополнительной отсидки за каждый просроченный день. Ну? Понятно?
– Понятно, – бормочет Пенелопа, – то есть нет, постойте! – Она хватает уже выходящего в дверь Мазарина за пальто. – Как это – четыре? Вы неправильно делите, нужно делить не сто на двадцать четыре, а наоборот!..
– Ну вот и ладненько, вот и хорошо, – отцепил ее руку Мазарин, – сама потом подели, главное – что ты наконец врубилась! – и хлопнул дверью перед дернувшейся Пенелопой.
Когда Пенелопа ворвалась после разговора с Мазариным в столовую, Алиса молча отложила штопку, вытянула шею и повертела головой с короткой стрижкой туда-сюда, демонстрируя ее, шеи, девственность и белизну. Пенелопа подошла поближе и осмотрела еще за ушами и на затылке. После чего опустилась без сил на стул.
– Все развлекаешься? Когда-нибудь допрыгаешься!
– А она письма нашла! – заступилась за Алису Чучуня.
– Сколько тебе за них даст вторая жена корейца? – поинтересовалась Алиса.
– Если ты собираешься высчитывать свой процент, – сразу же завелась Пенелопа, – то лучше раздели двадцать четыре на сто!
– Я только хотела узнать, хватит ли этих денег, чтобы меня прокормить, – обиделась Алиса.
– Я ее на свои кормить буду! – обиделась Чучуня.
– Сговорились, да? Коллеги… Что ты делаешь?
– Штопаю носок.
– Где ты взяла этот носок?
– В шкафу нашла. Три носка нашла. А мне нужно заштопать шесть пар.
– Я уже обещала принести две пары, – подмигнула Пенелопе Чучуня. – Колобок свои отдал, шерстяные.
– И что потом будет?
– Я стану спокойная, добрая и уравновешенная.
– Знаешь что, я вдруг подумала, может, тебе правда посидеть в теплом комфортабельном склепе, а? Покойников ты не боишься, будешь там носки штопать, зато я не буду дергаться. Цепь – это очень надежно. А за неделю в тихом склепе да за штопкой кто хочешь станет добрым и уравновешенным, – размечталась Пенелопа.
– Ты не такая, не притворяйся, – Алиса закрепила нитку.
– А тебя в детстве…
– Нет!
– Ну тогда простыми словами, без эмоций скажи, какого черта ты залезла в мои файлы?
– Чтобы посмотреть адреса и телефоны всех Коржаков, – спокойно и без эмоций говорит Алиса, вытаскивает из носка пластмассовый мячик и любуется заштопанной дыркой.
– Посмотрела? И что теперь? Пошлешь им на Новый год поздравления?
– Нет. Я позвонила всем и сказала, что саквояж юриста Козлова находится в камере хранения номер пять. Назначила время встречи.
– Откуда… позвонила?
– Отсюда, – кивает Алиса на дверь кабинета.
Пенелопа со стоном опускает голову и стучит лбом в стол.
– А тем, которые живут в сельской местности, послала телеграммы, – докладывает Алиса. – Сегодня ведь пятница?