Падчерица Синей Бороды - Страница 55

За чашку отвратного кофе и подозрительный салат с селедкой я совершенно чистосердечно призналась милиционеру, что Пенелопа в своей прачечной не снимает порнофильмы с малолетками, не растворяет в ванной трупы, не подделывает документы, не печатает деньги, не разводит кроликов и не выращивает в подвале шампиньоны.

– Знаешь, какая у нее крыша? – расслабился после второй рюмки коньяка страж закона.

– Нет, – я заинтригована.

– Вот именно! Никто не знает, а трогать нельзя. Ты клиентка или работаешь у Пенелопы?

– Работаю. Я еще пока на испытательном сроке.

– И что у тебя получается лучше всего?

Я задумалась, потом решилась:

– Лучше всего у меня пока получилось поставить клизму одному молодому интеллигенту.

– Ну, полный беспредел! – покачал головой милиционер. – А еще я слышал, Пенелопа сосватать может кого угодно. В смысле, женить там или замуж выдать. Говорят, у нее картотека самая обширная в мире. Понимаешь, я немку хочу. Немки, они чистоплотные и выносливые.

– Вранье! – возмущаюсь я. – Наши отечественные невесты – самые выносливые невесты в мире!

– Ладно. За наших, за выносливых, – он чокнулся с моей чашкой, выпил, тщательно вытер усы. – Документик найдется?

– Что? – не сразу уяснила я.

– Документы, говорю, какие-нибудь имеются?

– Конечно. Загранпаспорт.

– Во-о-она как!

– А вы думали?

– Покажи.

– Из моих рук.

– Ты тут не зазнавайся, не командуй, – милиционер отбирает мой паспорт и, послюнявив палец, листает его. – Зачем тебе такой или собралась куда?

– Собралась. Вы знаете место последней работы Гауди? Я собралась осмотреть это место.

Милиционер задумался.

– Гауди… Га-у-ди… Нет, не знаю такого.

– Он сделал внутреннее убранство кафедрального собора, а на витражах…

– Он еврей, что ли, этот Гауди? – перебивает меня утренний милиционер, нюхая пустую рюмку.

– Я хочу в туалет.

– Я тоже. Двинули?

У двери, на которой выведенный краской треугольник устойчиво опирается на свое основание, мы остановились.

– Мне – сюда, – показываю я на треугольник.

– Тут такое дело, Алиса Геннадьевна, – замялся милиционер, – я вроде должен пойти с вами.

– А может, не надо? – тоскливо озираюсь и обнаруживаю, что мы совершенно одиноки в длинной кишке коридора.

– Я подожду у дверей кабинки, а вы не нервничайте, делайте все как надо, не обращайте на меня внимания.

– А потом?

– А потом я отвезу вас в следственное управление.

– Вы не можете меня задержать, я несовершеннолетняя!

– Это верно, не могу, поэтому просто прошу проследовать со мной в следственное управление.

– Не пойду!

– Алиса Геннадьевна, не сопротивляйтесь, это для вашей же безопасности. Ответите на вопросы следователя, напишете заявление, и вам оформят охрану.

Поскольку я совершенно не знала, зачем меня привезли в управление, то на всякий случай предположила худшее (за похищение из морга неопознанного трупа и затопление его в озере у хутора в Сюсюках) и сразу же потребовала адвоката.

– Конечно-конечно! – уверил меня покачивающийся с пятки на носок, как игрушка-неваляшка, круглый человечек с пышными локонами до плеч, носом с приплюснутым кончиком и мерзейшими усиками над пухлой изогнутой губой. – Надеюсь, этот сержант не превысил своих полномочий?

– Превысил! – завожусь я. – Он пошел за мной в женский туалет!

– Как неудобно получилось, извините, это я виноват. Извините. Помните меня? Я – Агей Карпович, и если естественные потребности вашего организма не были удовлетворены вследствие настойчивости этого сержанта, я могу предложить…

– Спасибо, я пописала, несмотря ни на что!

– Вот и отлично. Мы подождем машину, а пока я сделаю вам какао.

– Ненавижу какао!

– Странно. Мне всегда казалось, что дети любят какао. Тогда – чаю?

– А какую машину мы ждем? – прищурилась я.

– Мы ждем машину, чтобы отвезти вас домой, то есть в квартиру, где вы жили в последние шесть лет.

– И для этого меня вытащили из автомобиля Пенелопы? Из-под теплого верблюжьего одеяла, которым она меня заботливо укрыла?

– Простите, это я виноват. Это мой приказ. Ваша квартира была некоторым образом осквернена, вот я и решил, что если это было ограбление, то определить, что было украдено, сможете именно вы.

– Что это значит – некоторым образом осквернена? – заинтересовалась я.

– Если вы помните, то при нашей первой встрече на полу вашей гостиной лежала куча одежды Гадамера Шеллинга вперемешку с тортом и персиками. Так вот, эта одежда исчезла, а в комнатах устроен полнейший беспорядок. Все книги порваны, стулья поломаны, по полу рассыпана крупа и сахар, посуда перебита, занавески содраны, мебель, даже антикварная, изувечена. Видно, что обыскивали с пристрастием и не заботясь о приличиях. Искали небольшой предмет, поэтому повреждения мебели…

– Почему же вы думаете, что небольшой?

– Женские прокладки разрезаны. Извините. Из шкафа достали упаковку гигиенических прокладок и тщательно их распотрошили. Отсюда делаем вывод: предмет, который искали, мог поместиться в прокладку, если бы вы захотели его туда засунуть.

Застыв истуканом, я смотрю, как следователь снует по кабинету, втыкает в розетку вилку чайника, рассматривает на свет чайную ложку, и спрашиваю:

– Почему именно я захотела?

– Ах, Алиса, это элементарно. Это по логике получается. Женщина прячет нечто туда, куда, по ее мнению, не полезет искать мужчина. Вы жили в квартире вдвоем с отчимом.

– Тогда по вашей логике получается, что искать это нечто в прокладках тоже должна женщина! – кричу я и вскакиваю, не в силах усидеть на стуле.