Падчерица Синей Бороды - Страница 30

– А если он не дурак и проведет собственное расследование? Обратится к гинекологу, в клинику по искусственному оплодотворению, потребует анализы, документы всякие?

– Он обратится к тому гинекологу, которого ему назовет жена как своего лечащего врача. И клинику она ему укажет, и это будет именно клиника для бездетных, не беспокойся, я качественно выполняю все заказы, потому они такие дорогие.

– Сколько будет пять процентов от этого заказа? – поинтересовалась я.

– Не наглей! – повысила голос Пенелопа. – Твой экспромт, конечно, натолкнул меня на правильную мысль, но не более того. Могу угостить тебя кофе с пирожными и отвезти домой.

– Кафе выбираю я.

– Ладно, шантажистка.

– Я не шантажистка!

– А для чего тебе тогда нужна дискета с бухгалтерскими переводами?

– Мой отчим ограбил братьев Мазарини, а деньги перевел за границу.

Несколько минут Пенелопа сидит молча, опустив голову, потом тихо замечает:

– Какой же ты все-таки ребенок… Только ребенок может вот так, с ходу, выболтать опасную информацию постороннему человеку.

– Я думала, мы уже партнеры!

– Партнерами мы будем лет через пять работы, а пока я только могу нанять тебя для особых случаев. Где дискета?

– В надежном месте, – я обиженно отворачиваюсь к окну.

– Ладно, не дури, давай сюда дискету.

– У меня ее нет. Ты сама похвалила идею с отправкой по почте.

– Ты не могла ее никуда отправить, мы не останавливались по дороге!

Ого, Пенелопа сердится!

– Почему же. Я писала у дороги, помнишь?

– Алиса, отдай дискету. Если то, что ты сказала, правда, тебя могут убить за такую информацию!

– Во-первых, у меня уже нет этой дискеты. Во-вторых, без пароля ты ничего не сделаешь! И в-третьих, если бы она и была, с какой стати мне отдавать такую ценность постороннему человеку, не партнеру и не родственнику?..

Отомстила, но легче не стало.

– Выходи из машины, я покажу тебе, как нужно быстро и качественно проводить обыск, – вздыхает Пенелопа.

– Ты будешь меня обыскивать? Здорово!

– Руки в стороны, ноги раздвинь. Запоминай, пригодится. За двадцать две секунды я прощупаю тебя всю.

– А нас видят в камеру! – я корчу рожи, пока Пенелопа шарит по мне руками.

– Не дергайся. Стой смирно!

– А что о нас подумает эта мадам, беременная от негра?!

– Ладно. Садись, поехали. Ты спрятала дискету в машине?

– Только представь, два трупа натурально пропали, а один натурально ожил! – такими словами встретил меня в морге Фрибалиус в половине одиннадцатого вечера. – Ты пойми, эти ситуации уже настолько обыграны желающими повеселиться писателями и сатириками, что попасть в них приравнивается к скучнейшему анекдоту, но тем не менее!..

– Я привезла тебе пирожные.

– Спасибо, сердечко мое, дай поцелую в щечку.

Громкий мокрый чмок в абсолютной тишине длинного тусклого коридора.

– Вы только посмотрите! А ведь сегодня не моя смена! – это так патологоанатом Фрибалиус восхищается, открыв в своем кабинете коробку с пирожными и на всякий случай жалея себя в предполагаемой ситуации предполагаемого отсутствия.

– Фрибалиус, сколько тебе лет?

Забив рот пирожными, он некоторое время считает в уме, потом глотает и спрашивает:

– Чтобы сделать что?

– Чтобы лишить меня девственности.

– Ну, печеночка моя, для этого нам нужно обсудить не мой возраст, а твой. Если я правильно помню, с момента нашего знакомства не прошло еще полных пяти лет, и тогда получается… получается, что ты еще несовершеннолетняя.

– Мне скоро шестнадцать.

– Отлично. Тогда позволь еще один вопрос, аорточка моя нежная, почему – я?

– Потому что я тебя люблю. Потому что ты все сделаешь нежно и правильно.

– Я тебя тоже люблю, суставчик мой тазобедренный, но не имею при этом никаких иллюзий в плане обладания. Зато имею сильные подозрения и даже, можно сказать, надежду, что ты совершенно забываешь о старом Фрибалиусе, как только покидаешь этот храм смерти.

– Ты – самый лучший. Ты всегда добрый и веселый и ничего не боишься.

– А это потому, селезеночка моя грустная, что я абсолютно одинок – ничего и никого не имею, вот и не боюсь потерять. У меня была жена, ее больше нет. У меня было призвание, престижная работа, профессорский статус и кафедра в институте. Квартира, автомобиль, дача, льготы, награды и громкое имя. Всего этого больше нет.

– Почему?

– Суета. Суета, фибромочка моя недозрелая, сжирает душу. Когда моя подпись – подпись профессора и известного хирурга, стала использоваться государством в фатальных целях, я отказался от суеты. И вот я тут! В храме смерти. Я и смерть остались, так сказать, наедине. Итак, я продал душу смерти, соответственно, я ее не боюсь, сама понимаешь, это профессиональная черта. Еще люди боятся боли, а я и боли не боюсь.

– Ясно. Ты не боишься одиночества и смерти. Выпадение волос тебя тоже вряд ли волнует, – бормочу я и провожу рукой по гладкой голове Фрибалиуса. С момента нашей первой встречи он потерял почти все свои волосы.

– Абсолютно!

– А ты не боишься оглохнуть или ослепнуть? Ничего не видеть и ничего не слышать?

– Это частичный вариант смерти, а смерти я не боюсь.

– А вдруг ты заснешь летаргическим сном и тебя зароют живым?!

– Не зароют. Я еще десять лет назад написал распоряжение, что мое тело должно быть отдано на изучение медикам, а невостребованные останки – кремированы.

Я не стала спрашивать о своем последнем детском страхе – ужасе падения в разрытую могилу, я вдруг поняла, что это ужасно смешно – свалиться на кладбище в глубокую яму и кричать оттуда, взывая о помощи и пугая посетителей.